инкогнито, 47 - 11 октября 2011 23:30

Художник же лежал на кровати и смотрел в потолок. Потолок был... был.... он не знал как назвать это абсолютно белое в котором явственно проступал чей то лик... это было невыразимо, очень похоже на мгновенную радость, было мучительно и восхитительно видеть то, что не видят другие, и чувствовать вспышку ослепительного белого заливавшее мозг...


Далекий рокот пришел следом вместе с потоками горных водопадов обрушиващих ледяные глыбы, разламывая, размывая их основания и превращая в одинокие айсберги стремительно тающие в парящем от солнца океане.
Он стоял на краю самой высокой скалы и кругом бушевали волны, и вокруг, насколько хватало глаз было бесконечно голубое море. Был пар, который собирался в хмурые тучи и сверкнула первая молния и следом раздался грохот.

Сон был так чертовски хорош, что он уже совсем проснувшись лежал с закрытыми глазами слушая капель за окном, и чувствуя как луч весеннего солнца настойчиво светит в глаза.

- Слыхали как ухнуло?! - Восторженно сказал с соседней кровати Вяземский, - никак сосулина оборвалась! Слышь, конструктор, а твои ракеты точно так же падали на землю?!

Конструктор счел нужным промолчать. Все знали, что он нелюдим. Бывало два слова за целый день скажет, а все остальное время сидит у окна и смотрит в небо... Быть может спит быть может мечтает...
Вяземский же, напротив, словоохотлив и несдержан. Он был изобретатель, но, видимо родился не в свое время. Все его открытия нужны были даже не следующему веку, а где то гораздо дальше и потому совершенно не находили себе применения и вызывали, мягко говоря недоумение среди его ученых коллег.
Вяземский ходил по разным инстанциям что то доказывал, убеждал, но все было тщетно... Его внимательно выслушивали, давали высказаться, а потом говорили, что он противоречит всем основным законам и постулатам почти всех известных наук и потому как изобретатель он никудышный.

Еще в палате жил доктор который никогда никого не лечил, но однако же мог вылечить любую болезнь и кто то даже потом, на лестничной площадке шепотом говорил, исподтишка, так, что бы не услышала она, что будто бы он, однажды, сумел ее все таки победить...

- Слушай, доктор, - громко сказал Вяземский, - полечил бы ты что ли нашего конструктора!
- Оставь его, - посоветовал художник, - он не хочет с тобой разговаривать.

- Все со мной не хотят разговаривать! - Сказал Вяземский, - и не он один. Но это вовсе не значит что я не смогу вам помочь. Вот в чем дело. Я знаю в чем ваша проблема и твоя художник, что не написал ни одной картины, и твоя, доктор, что ни разу...
Вяземский внезапно замолчал.
Тихие слова Конструктора были хлесткими как пощечина, они отрезвляли и опускали с небес на землю и Вяземский как то сразу сник и присел на краешек кровати.
- Да ну вас, сказал он тихо. А после достал из тумбочки листок бумаги и огрызок химического карандаша помусолил немного отчего язык его стал немного синим и стал что небрежно вычерчивать. Неровный косой почерк перечеркивали параболы и непонятные формулы и в конце в самом низу он зачем то нарисовал, совсем по детски голубое солнце и косыми штрихами голубой дождь над бескрайним морем.
- Я ведь знаю о чем ты думаешь, - сказал он конструктору, - да, знаю, я подсмотрел твои сны, это не трудно, я давно научился улавливать ритмы альфа волн, но не в этом дело, не в этом, а вот здесь, да вот здесь у меня в моих расчетах. Я вдруг понял, сию минуту, сделал открытие, нет, не так... впрочем, разве можно назвать открытием простое решение перемещения в пространстве на сколь угодно любое растояние в ничтожно малые сроки?

Конструктор молчал и опять смотрел в небо.

Художник же лежал на кровати и смотрел в потолок. Потолок был... был.... он не знал как назвать это абсолютно белое в котором явственно проступал чей то лик... это было невыразимо, очень похоже на мгновенную радость, было мучительно и восхитительно видеть то, что не видят другие, и чувствовать вспышку ослепительного белого заливавшее мозг...
- Ложку, - зло сказал доктор, - скорей.
Художник бился в конвульсиях судорожно скрипел зубами и ослепительно белое растекалось выплескиваясь из его рта.
Вяземский испуганно смотрел на художника, на доктора который пытался разжать ему зубы и всунуть ложку, На конструктора навалившегося всем телом на худые ноги в разноцветных носках. В такие моменты Вяземский страстно желал быть доктором, быть ложкой, быть хоть кем то, лишь бы помочь, хоть на время... только как поможешь, если ты обыкновенный изобретатель которого никто не принимал всерьез...
Доктор вдруг выронил ложку и схватившись за голову и несколько секунд сидел так раскачиваясь из стороны в сторону.
- Ты сможешь, - сказал конструктор, - я знаю.
Ослепительное сияние превратилось в маленькую точку в голове художника и погасло.
- Уф, - сказал Вяземский, - я уж было... - он встал и настежь открыл окно. Свежий весенний ветер ворвался в помещение с желтыми стенами подхватил со стола расчеты Вяземского и бросил к ногам конструктора.

Конструктор посмотрел на листок, осторожно держал его на вытянутой руке, чуть щурился и странно! Он улыбался. Он впервые за несколько лет улыбался и вспоминал как его, генерального конструктора очень крылатых ракет отправили в оставку и упекли сюда за то, что он уничтожил все новейшие чертежи.
Просто на одном из этапов его работы ему вдруг сказали, что военным его ракета нужнее. Космос...
Они лишь ждали когда он закончит свое творение.
И тогда то он понял, что его сверхбыструю ракету... его ракету призванную покорять космос просто напросто нашпигуют плутониевой начинкой.
После этого он сознательно допустил грубейшие просчеты в своих чертежах и его ракета взорвалась на старте. Конечно же его чертежи исправил

• 
• 
•